Правда, по дороге я видел несколько неплохих пляжей, но ведь мы посещаем Европу вовсе не с целью искупаться, с этим у нас и дома все в порядке. В общем, с теми же Силли – никакого сравнения, придется так и сказать испанскому королю. Сколько он хотел у нас занять – кажется, восемьсот тысяч? Ну рублей четыреста я за этот остров, пожалуй, все-таки дам. Даже четыреста пятьдесят, не будем крохоборничать. Однако под остальные деньги Филипп пусть ищет более весомое обеспечение. Среди его приближенных найдется кому намекнуть, что искомое нетрудно будет найти на Филиппинах».

Покинув оказавшийся довольно неинтересным остров, наш крейсер не спеша двинулся на юго-восток. Не спеша – это потому, что я не хотел проходить через Гибралтар ночью, а за сутки мы туда от Форментеры все равно не успели бы. Тем более что по дороге можно было глянуть еще на один остров, Альборан, который тоже принадлежал Испании и был по крайней мере сравнительно удачно расположен. Однако при ближайшем рассмотрении он оказался вовсе ни к чему не пригоден, и мы прошли его не задерживаясь. Всю ночь крейсер полз на шестиузловом ходу, а утром мы прошли Гибралтар, где из-за западного ветра было довольно оживленно, и повернули на северо-восток, к Севилье.

Честно скажу, река Гвадалквивир меня несколько разочаровала. В принципе ее можно было сравнить с Волгой, но не у Астрахани или даже Казани, а где-нибудь в районе Ярославля. Однако эхолот показывал восемнадцать – двадцать метров, и мы черепашьим шагом двинулись вверх по течению.

По берегам наше появление вызвало нечто среднее между ажиотажем и паникой. То есть все плавающее стремилось как можно быстрее пристать к берегу, а там его команды присоединялись к черт знает откуда берущимся зевакам, глазеющим на огромный по местным меркам корабль, идущий без парусов, но в клубах черного дыма. Дикие люди, подумал я, мой катамаран, двигаясь по Оке, временами дымил почти так же, но никаких толп не появлялось даже в городках, сквозь которые мы проплывали.

Однако по мере продвижения вверх по течению река все сужалась, глубина тоже помаленьку падала. Вообще-то «Врунгель» имел осадку чуть более четырех метров, но я не собирался забиваться в такую щель, где мой корабль не сможет при необходимости развернуться. Потому как пятиться раком – это занятие, недостойное флагмана крейсерского флота великой империи с первым министром на борту.

Вскоре у меня появился коллега по рассматриванию красот окрестностей Севильи – на верхнюю палубу вылез наш пассажир второго класса, царевич Алексей.

– Вон как зажиточно люди живут, не то что у нас, – прокомментировал он увиденное. И это говорит официальный наследник престола! Где, спрашивается, вроде бы положенная ему государственная мудрость?

Решив немного расширить кругозор сына Петра, я возразил:

– И чего же хорошего ты тут видишь? Да, в России на наш катамаран особо не глазели. А почему? Да потому что люди делом были заняты! Осень, самая страда, мужики в поле, бездельников мало, толпиться по берегам некому. А тут? Да, одеты они вроде неплохо. Но раз посреди рабочего дня могут все бросить и сбежаться пялить глаза на проплывающий корабль, значит, никаких особых дел у них нет! То есть это в основном дармоеды. И чего же хорошего для страны, в которой их так много и они так хорошо одеты? Вот их король и побирается по чужим людям, потому как со своих ничего не возьмешь.

Алексей задумался, а я направился в рубку – впереди река явно сужалась.

Не доходя до Севильи километров восемнадцати, «Врунгель» встал. Я велел разворачиваться носом к океану и становиться на якоря – небось их величества не развалятся от часа пути в карете, а нам дальше будет откровенно тесно.

Теперь оставалось ждать каких-либо представителей власти. Ну а за время ожидания я еще раз-другой прикину, что и каким тоном буду говорить королю по поводу островов. Как в Средиземном, так и Филиппинском морях.

Глава 12

«Врунгель» не простоял на Гвадалквивире и суток, когда его борт почтил своим присутствием мой старый знакомый кардинал Портокарреро. И за обедом, который я дал в его честь, он сообщил:

– Их величества собираются прибыть в Севилью послезавтра. Мне поручено передать вам приглашение в замок Алькасар…

Тут кардинал чуть замешкался, но все же закончил:

– Однако я беру на себя смелость посоветовать вашей светлости найти причину, по которой подобный визит окажется затруднительным, и принять королевскую чету на борту вашего корабля. Например, неужели вы не можете почувствовать легкое недомогание?

– Не могу, – решительно ответил я. – Что же это будет за передовая австралийская медицина, которая в самый ответственный момент не сможет обеспечить здоровье первого министра? Да и вообще врать нехорошо, особенно когда правда все равно окажется эффективней любого вымысла. А она, эта самая правда, состоит в том, что диагностическая аппаратура, установленная в лазарете моего крейсера, стационарная, то есть к переноске не предназначенная. Так что я с нетерпением жду визита их величеств на борт «Капитана Врунгеля». И кстати, из каких соображений вы пытались уговорить меня именно на такой вариант, если не секрет?

– Какой же секрет в том, что сейчас идет война, – вздохнул кардинал. – И противникам Испании наверняка окажется очень кстати покушение на вашу жизнь, тем более в преддверии тех договоренностей, которые могут быть достигнуты вами с его величеством.

– Спасибо за участие, мне тоже кажется, что именно сейчас изображать из себя мишень будет несколько неуместно. Ну а замок – как вы его назвали, Алькатрас? Так вот, его можно будет посетить и попозже.

– Алькасар, – поправил меня святой отец.

– Тем более. В общем, я с нетерпением жду высоких гостей, так им и передайте.

Однако кардинала волновал еще один аспект, которым он не преминул со мной поделиться:

– Скорее всего, вы об этом уже слышали, но считаю своим долгом напомнить еще раз. В Испании особа королевы считается священной, и ни один мужчина, кроме короля, не смеет к ней прикоснуться под страхом смертной казни.

Меня так и подмывало сказать, что я видел аж целых два портрета этой королевы, в силу чего, несмотря на ее молодость, прикасаться к ней меня и без всяких угроз совершенно не тянет. Но разумеется, подобное пошло бы вразрез с этикетом, так что я просто успокоил дона Портокарреро:

– В корабельном лазарете работают две девушки, и все прямые контакты с пациенткой будут осуществлять именно они. Главврач, правда, мужчина, но он обойдется и без ощупывания ее величества. Если хотите, я могу показать вам нашу корабельную медсанчасть.

Кардинал был не против, так что вскоре имел возможность лицезреть здоровенный рентгеновский аппарат, который был собран уже в восемнадцатом веке, чуть уступающую ему в размерах ВЧ-установку и прочие достижения австралийской медтехники. Впрочем, в основном его интересовали не они, и по выходе он задал волнующий его вопрос:

– Скажите, а ваш лекарь… извините, у австралийцев иногда бывают очень трудные для запоминания имена… он не слишком молод?

– Что вы, это отличный специалист, да и я буду рядом и всегда смогу оказать консультативную помощь. Ну а насчет его фамилии – это кому как. Мне, например, она сразу врезалась в память.

Действительно, фамилия была не только хорошо запоминающейся, но и имела довольно любопытную историю.

Семь лет назад мы завезли на Герцогский остров тутового шелкопряда, кусты тутовника и человек шестьдесят китайцев. Старшим среди них был пожилой крестьянин по имени Ван, в принципе неплохой руководитель, но слишком уж мягкий и малоинициативный. Так что вскоре губернатором острова стал выходец из России Кузьма Объедков, с которым туда прибыло еще несколько русских, а Ван стал его заместителем. Китайцев новый начальник вполне устроил, остров помаленьку процветал, Кузьма помимо огородов развел там еще и пчел. Кроме того, он следил, чтобы его подопечные учили австралийский язык сами и, главное, не мешали образованию своих детей. В частности, старший сын Вана Линь обнаружил неплохие способности и, экстерном окончив начальную школу, был принят на медицинский факультет Ильинского университета.